Англичанка Мари и француз Жан 25 лет в счастливом браке и кажется, что ничто уже не сможет разрушить этот союз. Но всё меняется после совместной поездки супругов в загородный дом на побережье. Сморенная ласковым солнцем, Мари засыпает на пляже и слышит, как Жан сообщает ей, что собирается искупаться. Проснувшись, женщина с ужасом замечает, что муж пропал, местные отдыхающие его не видели, а спасатели и полиция не могут найти тело.
Мари не остаётся ничего, кроме как смириться с потерей Жана, но она отказывается верить в то, что он умер. Отчаянно сопротивляясь жестокой реальности, женщина пытается жить так, будто супруг всё ещё рядом. Однако женщину снова и снова не перестает мучить вопрос: почему Жан внезапно ушёл, ничего ей не объяснив?
Благодаря Гомеру мы обрели название для мучительного состояния недостижимости желаемого – танталовы муки. В тонкой психологической драме «Под песком», ставшей первой из пяти совместных работ прославленной британской актрисы Шарлотты Рэмплинг и французского режиссёра Франсуа Озона, постановщик заставляет героиню страдать по тому, что уже невозможно вернуть и как-то исправить, чем делает её муки ещё более острыми.
И, надо сказать, тандем режиссёра и ведущей актрисы оказался гораздо более удачливым, нежели союз англичанки и француза на экране. Озон прекрасно помнит о введённом Хичкоком понятии макгаффин – сюжетной оси, обеспечивающей экранное действо, но при этом её суть не имеет для происходящего никакого значения. Если великий мастер саспенса использовал макгаффин в качестве каркаса для напряжённого триллера, то Озон строит на нём гипнотический, богатый нюансами этюд, который захватывает и зачаровывает не меньше, чем искусно созданный саспенс.
Конечно же, макгаффином в картине становится исчезновение Жана, поскольку для зрителя не имеет значения, утонул ли он случайно, покончил с собой, либо просто оставил свою супругу и отправился на поиски новой жизни. Для Озона важнее, что вскрывает собой это неожиданное событие и как поведёт себя растерянная женщина, которая до того момента понятия не имела, что конкретно в её семейной жизни идёт не так.
При этом режиссёр отнюдь не абстрактен: с самых первых кадров он недвусмысленно даёт понять, что с мужчиной что-то происходит, однако привыкшая за долгие годы к рутине супружеской жизни Мари этого совершенно не замечает. Всё в поведении Жана говорит если не о депрессии, то о некой точке невозврата, подведении экзистенциальных итогов, осмысление которых и толкнуло его на рискованный шаг, если он, конечно, в самом деле его совершил.
То, что зритель заметил гораздо раньше героини, дальше предстоит осознать и переосмыслить ей самой, проводя время в мучительных попытках вычислить собственные ошибки, понять, действительно ли было что-то настораживающее в их отношениях, либо ей просто показалось и всё произошедшее – лишь стечение трагических обстоятельств.
Эта смысловая амбивалентность переходит на всё остальное повествование, когда Мари находит единственный для себя возможный способ справиться с утратой. Она воссоздает себе прежнюю реальность, в которой Жан до сих пор с ней. Воображение, которое рисует мужчину целым и невредимым, в то же время не мешает ей пытаться начать личную жизнь заново, но все эти попытки отчаянного эскапизма априори обречены.
Неожиданно для самой себя Мари понимает, что Жан для неё жив как никогда, и даже зритель временами начинает сомневаться – а вдруг и правда мужчина давно вернулся и находится рядом с супругой, которая лишь изредка позволяет себе любовные интрижки и прочие сумасбродства?
Для воплощения этого сложного образа трудно найти актрису, более подходящую на роль Мари, чем аристократичная и статная Шарлотта Рэмплинг. Кажущаяся воплощением европейской интеллигентности, она демонстрирует полное взаимопонимание с режиссёром и блестяще отображает малейшие оттенки чувств и настроений героини, которая не в силах отпустить прошлое, поскольку оказалась привязанной к нему сильнее, чем думала.
Практически весь фильм базируется на её эмоциональной сдержанности и тончайшей реакции на происходящие события, и эту тяжелую ношу она несёт на плечах с гордо поднятой головой, заставляя лишь изредка догадываться, какой мрак творится в её душе.
Сила режиссуры Озона – в завораживающей смене планов, выстроенных как постоянное наблюдение за Мари, которая создала мир со стёртыми границами реальности и вымысла. Он не даёт расслабиться ни героине, ни аудитории, то и дело подкидывая новые вопросы, когда на старые вроде как даны ответы и вместо точки ставит болезненное многоточие.
Нежелание порвать с прошлым и отказ начинать жизнь с чистого лица у Озона становятся единственными спасительными соломинками, за которую цепляется весь смысл дальнейшего существования Мари. И если предположить, что свой уход Жан спланировал намеренно или же так распорядилась судьба, то в чём-то этот поступок оказался оправдан. Мари впервые начала пристально изучать и анализировать саму себя, как и поняла всю силу своих чувств лишь после горькой разлуки. Вопрос лишь в том, как ей теперь с этим жить дальше.
