«Источник» (нет-нет, вовсе не «Фонтан», как «постарались» локализаторы) при всей своей визуальной красоте и эмоциональной раскованности явил себя фильмом не без претензии на смысловой посыл и интеллектуальную составляющую. И при всей разносторонности, он так и остаётся работой органичной и в некоторой степени самобытной.
Во многом реакция на фильм Даррена Аронофски зависит от личных ожиданий. Начав просмотр в поисках хорошей драмы, можно наткнуться на перегруженный и усложнённый сюжет. А решив покопаться в поисках глубинного смысла, есть риск получить полтора часа беспомощных попыток разжалобить зрителя. Идеальный же рецепт в случае с «Источником» таков, что картину нужно пережить, прочувствовать, а не посмотреть или пролистать.
Трактовать события фильма можно по-разному, и вряд ли какая-либо их интерпретация будет во всём верна, а иная – ошибочна во многом. Том (Хью Джекман) – врач-онколог, который борется с болезнью своей супруги Иззи (Рэйчел Вайс). Не жалея ни времени, ни сил в тщетных попытках найти лекарство, он словно стучится в закрытую дверь. В ожидании собственной смерти, жена просит его закончить книгу, которую она дописать уже не сможет. События, описанные в рукописи, метафоричны, они описывают ту же самую болезнь через образ Испании (Иззи), которую порабощает безжалостный инквизитор (раковая опухоль). Королева просит конкистадора (Тома) вместо попыток убить инквизитора (найти прямым способом лекарство от рака) отыскать некое мифическое Древо Жизни. Раз за разом повторяющаяся смерть конкистадора символизирует неспособность Тома закончить книгу.
Третья сюжетная линия, в которой Древо Жизни помещено в капсулу и путешествует по космосу – по сути своей, лишь сон, подсознательное вместилище проблем, забот и надежд Тома. Само Древо, можно полагать, некоторое воплощение Иззи, которой он постоянно говорит «подожди». В сущности, этот мир создан для раскрытия переживаний главного героя. Он наполнен ассоциациями и повторениями, взятыми из памяти Тома. В трёх сюжетных линиях происходит развитие лишь одной истории. Герой Хью Джекмана тщетно борется за жизнь своей супруги в реальности, вымысле (книга) и подсознании (космос).
Для съёмок «Источника» были приглашены люди, с которыми Даррен Аронофски уже работал раньше: художник-постановщик Джеймс Чинланд, монтажёр Джей Рабиновиц, композитор Клинт Мэнселл и оператор Мэттью Либатик.
Джей Рабиновиц на этот раз не увлекался клиповым монтажом, оставив его визитной карточкой «Реквиема по мечте», и в «Источнике» блеснул умением грамотно выстраивать сцены при параллельном монтаже. При переходе с одной сюжетной линии на другую ни на мгновение не возникает чувства потерянности – сразу понятно, где теперь разворачиваются события. Впрочем, сложно спутать космос, настоящее время и события пятивековой давности. И здесь уже невооруженным глазом виден тот объём работы, который пришлось проделать художнику-постановщику.
Вместо стандартной одной индивидуальной реальности здесь Чинланду пришлось прорабатывать целых три, и различались они не только временными рамками, но и художественным решением. Особенно интересен невербальный, объединяющий все три мира, мотив пустоты, встречающийся из раза в раз: космос, в котором, собственно, толком ничего и нет, лишь дерево и бесконечность, колоссальное пространство, захваченное дальним планом в сцене, где конкистадор, наконец, отыскал дерево, и снежная пустошь вокруг могилы Иззи. Вполне возможно, это несёт некоторый подтекст душевной пустоты Томаса после смерти супруги.
Разумеется, создание вселенных не могло обойтись без Либатика. И если уж рассматривать операторскую работу, на ум приходят только лестные слова. В картинах последних лет, к несчастью, не так часто можно встретить хоть сколь-нибудь эффектный и грамотный внутрикадровый монтаж, которым как раз может похвастаться «Источник». Это и смена ракурса, а затем фокуса (сцена первого появления Иззи в космосе), это сложный отъезд камеры, при котором передний план сменился трижды (сцена покушения на инквизитора. Инквизитор – падающие мученики – ниша, через которую должен был быть произведён выстрел), наезд камеры тоже был. А вот с чем, возможно, перебрали, так это с крупными планами лиц, частота появления которых откровенно набивает оскомину.
Кинематограф может сделать колоссальный шаг вперёд, когда окончательно избавится от постановочных слёз, одиноко и скромно вытекающих из сухих глаз с целью обозначения собственного присутствия (сцена в больничной палате – настоящая находка как не надо лить слезы). Впрочем, к концу эту мелочь исправляют – плач Томаса выглядит настолько естественным, что невозможно не проникнуться личной трагедией этого персонажа (сцена с татуировкой на пальце). Браво, мистер Джекман!
И в завершение стоит упомянуть о музыкальном сопровождении. Клинт Мэнселл сработал блестяще, написав мелодии, гармонично сливающиеся с произведением и подчеркивающие его драматичность. Однако позже Аронофски не удержался и так нарочито выделил саундтрек в фильме (чем он также грешил в «Реквиеме по мечте»), что создалось впечатление, что не музыка – фон к фильму, а фильм – фон к музыке, как музыкальный клип, где важна в первую очередь композиция, а видеоряд – лишь дополнение.
Редко производство какого-либо фильма обходится без накладок, среди которых какое-нибудь несоответствие срокам календарно-постановочного плана – меньшая из возможных бед. Так, сложности с лентой начались уже на этапе готового сценария, что в некоторой степени послужило тревожным звонком. Как итог – провал в прокате и такой же провал на Венецианском кинофестивале. Тем не менее, стоит отдать Даррену Аронофски должное – в стройных рядах успешного голливудского вторсырья его «Источник» выделяется положительно, оставляя надежду, что ещё не всё так плохо.
